7 Елена Осокина За фасадом сталинского изобилия

ЧАСТЬ 3

СОЮЗ РАСПРЕДЕЛЕНИЯ

И РЫНКА

1936-41

«Жить стало лучше, товарищи, жить стало ве­селее».

И.В.Сталин

Фразой, вынесенной в эпиграф, Сталин попытался задать тон второй половине 30-х годов. Народ поправил вождя — жить стало легче. В 1935—36 годах отменили карточки. Вместо красных флагов, лозунгов и бюстов Ле­нина — или рядом с ними — в витринах магазинов появились продукты и товары. На месте закрытых распределителей открывались магазины, до­ступные для всех. Образцовые универмаги, фирменные магазины тканей, одежды, обуви, посуды, электротоваров, специализированные продовольст­венные магазины — «Бакалея», «Молоко», «Гастроном» — стали приметами нового времени. Процветал крестьянский рынок.

Страна вступала в новый период, по официальной терминологии — период «свободной» торговли. С ней связывались большие надежды. Люди, уставшие от голода и бестоварья карточной системы, мечтали о заполнен­ных товарами полках магазинов. Политбюро рассчитывало с помощью свободной торговли оздоровить экономику страны — ликвидировать дефи­цит госбюджета, остановить эмиссии, воссоздать стимулы к труду. Сбылись ли эти надежды? Насколько серьезны и глубоки были изменения? Насколь­ко свободной являлась провозглашенная «свободная» торговля? Стал ли ненужным рынок?

ГЛАВА 1

НАСТУПЛЕНИЕ ЭРЫ «СВОБОДНОЙ» ТОРГОВЛИ

Прощай, хлебная карточка, и ...здравствуй!

К середине 30-х годов многое указывало на то, что Политбюро хотело как можно скорее освободить экономику страны от «обузы» карточной системы и воспользоваться плодами открытой торговли.

Одной из черт наступавшего времени стало рождение в середине 30-х годов нового образа советского гражданина. То, что советская пропаганда ранее объявляла буржуазной роскошью, становилось желательным и даже обязательным: украшения, косметика, дамские туалеты, перманентная за­вивка, маникюр, лакированные туфли. Всего лишь несколько лет назад комсомолка с накрашенными губами вызвала бы гнев и ужас и была бы исключена из комсомола за моральное разложение, но времена измени­лись.

Сталин и партия провозгласили время радоваться жизни. В этой новой партийной линии облик процветающего гражданина становился символом процветающей страны. Прививался вкус к хорошим вещам и веселому досугу. Мосторг продавал вечерние платья и смокинги. Можно было вы­звать такси по телефону, а не ловить извозчика. Появилось больше личных автомашин. Вырос спрос на услуги косметологов. В городах открывались парфюмерные и цветочные магазины. Букеты порой стоили двухнедельной

173

зарплаты рабочего, но тем не менее цветы раскупались. Страна начала танцевать фокстрот и томное танго, которые ранее считались признаками загнивания и развращенности капиталистического общества. Танцы стали обязательными для всех, начиная со школьников и кончая командирами Красной Армии. Люди отдыхали в кафе, клубах, на танцевальных площад­ках. Жизнь преображалась!.

О том, насколько резким был поворот партийной линии во взглядах на образ жизни, манеру поведения, стиль одежды, может рассказать такой факт. В одном из мемуаров я нашла описание санатория ЦК ВКП(б) тех лет. Особым шиком в одежде считались кремовые шелковые пижамы, которые выдавались обитателям санатория. Партийцы появлялись в них не только во время прогулок и на обеде, но были случаи, когда и на митингах перед трудящимися близлежащего города ораторы выступали в шелковых пижа­мах. Невозможно представить, чтобы партиец в послереволюционные годы или даже в период нэпа вышел «к массам» в шелковой пижаме и лакирован­ных туфлях. Во второй половине 30-х это стало возможно2.

Обуржуазивание быта, вещизм, насаждение потребительских ценностей в советском обществе середины 30-х годов отмечалось многими исследова­телями. Лев Троцкий писал о преданной революции. Американский исто­рик Николай Тимашефф — «о великом отступлении»3. Революционера сменял карьерист, который и добивался постов, чтобы лучше жить. Однако объяснять изменения в обществе перерождением или вырождением власти недостаточно. Новая партийная линия касалась не только партийцев, а каждого советского человека. Современные исследователи в качестве объ­яснения приводят только социально-политические причины — необходи­мость стабилизации сталинского режима^ Но на изменение официального курса большое влияние оказали и экономические факторы. На них и хотелось бы остановиться.

Затянувшаяся карточная система 1931—35 годов породила множество проблем. Как ни работай, сколько ни получай, зарплата нивелировалась скудным пайком. Дифференциация пайков, как было показано ранее, со­здавала слабые стимулы к труду, производственные показатели падали. Карточная система вносила существенную лепту и в дефицит госбюджета.

1 Говоря, что жить во второй половине 30-х стало легче, я нисколько не забываю,

что это было время массовых репрессий. Я имею в виду только то, что оставшееся за

пределами колючей проволоки ГУЛАГа население страны стало есть и одеваться

лучше, чем во время карточек.

2 Китаев М. Санаторий ЦК ВКП(б) им Сталина. Коллекция Б.Николаевского.

Hoover Institution Archives.

3 Троцкий Л.Д. Преданная революция. М, 1991; TimasheffN. The Great Retreat:

The Growth and Decline of Communism in Russia. New York, 1946.

4 Dunham V. In Stalin's Time: Middle Class Values in Soviet Fiction. Cambridge, 1976;

Clark K. The Soviet Novel: History as Ritual. Chicago, 1981; Fitzpatrick S. Middle Class

Values   and Soviet Life in the 1930's. // Soviet Society and Culture. Boulder, 1988.

Оздоровление экономики, кроме собственно экономических целей, преследовало и

социально-политические, поэтому взгляды автора не противоречат идее стабилизации

режима, а дополняют ее. Существуют и другие точки зрения. По мнению Р.Барнз,

исследовавшей развитие советской торговой рекламы 1920—30-х годов в сравнении

с западной, изменения на потребительском рынке представляли не столь специфи­

ческое советское явление, сколь закономерный результат общего для многих стран

процесса экономической модернизации (Барнз Р. Общественная психология в США

и СССР 20—30-х годов в свете теории потребления // Вопросы истории. 1995. № 2).

174

Из-за искусственно низких «карточных» цен, скудных пайков обороты государственно-кооперативной торговли оставались небольшими. Это явле­ние получило точное определение — замораживание товарооборота. В ре­зультате выплаченные населению в виде зарплаты деньги не возвращались в госбюджет через торговлю. Дефицит госбюджета не позволял наращивать капиталовложения в промышленность, что приводило к задержкам зарпла­ты. Главным источником пополнения госбюджета оставались эмиссии. Де­нежная масса в обращении быстро росла, тогда как количество товаров увеличивалось незначительно.

К тому же карточная система дорого стоила государству. Она отвлекала материальные ресурсы и формировала огромную армию организаторов снабжения, непосредственно не участвовавших в производстве. По офици­альным данным, в аппарате карточной системы было занято более 20 тыс. человек и его содержание составляло более 300 млн. рублей в год. На самом деле эти данные не дают и близкого представления об огромной армии «снабженцев», которые существовали на предприятиях и в организациях. «Домашних завхозов» имела и каждая семья. Домработницы или неработав-шие члены семьи только и делали, что объезжали распределители, располо­женные в разных концах города (члены семьи, работая на разных произ­водствах, прикреплялись к разным распределителям), и стояли днями и ночами в очередях. Производство недосчитывалось миллионов рабочих рук.

Экономика билась в порочном круге нехватки товаров, дефицита гос­бюджета и падения показателей производства. Вырваться из него можно было, восстановив материальные стимулы к труду. Люди должны были вновь увидеть смысл в зарабатывании денег. Не скудный паек, а магазины, полные товаров, служба быта, предлагающая разнообразные услуги, весе­лый досуг должны были вернуть интерес к работе, поднять производство и усилить приток денег в госбюджет. По словам Сталина, нужно было возро­дить «моду на деньги»1.

Экономические реформы в целях оживления товарооборота начали про­водиться еще в рамках карточной системы. Вместе с введением карточек Политбюро начало разъяснения, что уничтожение частной торговли не означает уничтожения торговли как таковой и переход к прямому продук­тообмену — одна из основных черт утопического коммунизма — является преждевременным. Уже в 1931 году принимались меры против раздувания карточной системы — ограничивалось нормирование промтоваров и бро­нирование товарных фондов2. Развитие государственной коммерческой торговли, Торгсина, некоторое снижение планов государственных загото­вок и льготы крестьянской торговле также позволили увеличить товарный фонд и несколько оживить товарооборот. Ко времени отмены карточной системы в стране уже существовала, хоть и небольшая, сеть продовольст­венных магазинов и универмагов открытой продажи. Впереди была отмена карточек.

Ход событий показывает, что хороший урожай 1934 года определил не решение об отмене карточек на хлеб, а только время, момент отмены. Руководство страны морально было давно готово к этому. Политбюро

1 Речь Сталина на ноябрьском пленуме ЦК ВКП(б) 1934 года, объявившем об

отмене карточек на хлеб (РЦХИДНИ. Ф. 71. Оп. 2. Д. 536; Оп. 10. Д. 127. Л. 48-59).

2 Постановление «О потребительской кооперации», принятое Политбюро в мае

1931 года (РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 825. Л. 23-27).

175

начало говорить о необходимости отмены карточной системы почти сразу же после ее введения. В октябре 1931 года — первый год существования всесоюзной карточной системы! — в отчетном докладе Наркомснаба СССР и Центросоюза на пленуме ЦК было сказано следующее: «Если бы не неурожай на Востоке Союза, в этом году мы были бы уже в состоянии отменить хлебные карточки»!. В 1932 году XVII партийная конференция провозгласила отмену карточной системы одной из главных задач. Каждая новая эмиссия вновь ставила перед руководством страны вопрос об отмене карточек и необходимости развития торговли. Будь урожаи 1932—33 годов хорошими, карточки на хлеб были бы отменены уже тогда. Однако первый хороший урожай зерна получили только в 1934 году, и тогда Молотов объявил стране, что «пришло время освободиться от карточной системы».

Отмена хлебной карточки — «участницы героических лет строительст­ва», преподносилась официальной пропагандой как достижение социализ­ма, что свидетельствовало об отсутствии к тому времени у руководства страны иллюзий о том, что карточное распределение есть шаг к коммуниз­му. Более того, отмена карточек преподносилась руководством страны как радикальная рыночная реформа. В официальных документах провозгла­шался переход к СВОБОДНОЙ торговле. Знаменательна речь Сталина на ноябрьском пленуме ЦК 1934 года, объявившем об отмене карточек на хлеб:

«В чем смысл всей политики отмены карточной системы ? — Прежде всего в том, что мы хотим укрепить денежное хозяйство... вовсю развернуть товарооборот, заменив системой товарооборота нынешнюю политику меха­нического распределения продуктов. Мы стали на почву товарооборота. Вот основной смысл предпринимаемой нами реформы»?-.

Делегации Наркомторга поехали за границу перенимать опыт торговли. Отчеты о командировках свидетельствуют, что буквально все бралось на заметку — торговое оборудование, реклама, методы обслуживания, ассор­тимент, рационы питания. По отзывам самих людей, заграничная торговля, особенно в США, произвела ошеломляющее впечатление — сотни тысяч наименований товаров, удобные прилавки и технические приспособления, чистота, культура обслуживания, покупатель всегда прав! «Подумайте, — говорил Микоян после одного из своих путешествий в Америку, — выпу­щена шпилька для завивки волос. И вот, стоит целый день женщина в магазине, рвет себе волосы шпильками, показывая их в действии, и шпиль­ки быстро продаются!» «Овощи в колоссальном ассортименте, много мяса, несколько тысяч наименований бакалейных товаров», «нет квартиры, где бы не было электрического, газового или обыкновенного холодильника, набитого льдом. Холодильная промышленность в Америке идет наравне с автомобильной промышленностью. В каждом магазине обязательно имеет­ся холод. Даже в маленькой лавчонке есть холодильный шкаф»3. Стремле­ние советского руководства создать подобное изобилие у себя на родине являлось подлинным^.

РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 484. Л. 42.

РЦХИДНИ. Ф. 71. Оп. 2. Д. 536. Оп. 10; Д. 127. Л. 48-59.

3 Кроме поездки в США делегации Наркомторга побывали в Германии и Японии

(РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 1. Д. 246).

4 Планы строились большие и прекрасные. Знаменателен разговор, который

приводит М.АСванидзе в своем дневнике от 31 июля 1934 года — только год как

миновал голод, страна все еще жила по карточкам   «Приехал Анастас Иванович

176

Интересы потребителя и планы Политбюро наконец совпали. Уставшие от голода и карточек люди хотели наслаждаться жизнью. Конкретные ре­зультаты зависели от того, как далеко Политбюро было готово пойти в развитии товарно-денежных отношений в стране. Увы, жизнь показала, что речь шла не о расширении экономической свободы, а только об увеличе­нии государственных ресурсов, идущих на внутренний рынок. Оживление товарооборота в стране осуществлялось не с помощью развития частного предпринимательства и рынка, а силами государственной торговли, кото­рая по-прежнему оставалась плановой и централизованной. Свободной торговли как не было, так и не стало и даже термин открытая торговля, который используется в этой книге, в определенной мере носит условный характер.

Посмотрим, за счет каких ресурсов проводилась «радикальная реформа» перехода к «свободной» торговле. В отмене хлебных карточек хороший урожай сыграл роль. К тому же к середине 30-х годов сельское хозяйство оправилось от шока коллективизации, что ослабило продовольственный кризис в стране и стало залогом развития пищевой и легкой промышлен­ности. Однако продукция колхозов по-прежнему шла не на рынок, а через систему заготовок в государственные закрома.

Планы экономического развития на вторую пятилетку являлись более реалистичными и сбалансированными. Увеличились капиталовложения в производство предметов потребления за счет уменьшения капиталовложе­ний в тяжелую промышленность!. Это позволило начать создание крупной легкой и пищевой индустрии, которые до этого развивались на кустарной основе. Развитие машиностроения — одна из основных целей первой пяти­летки — создавало базу для обеспечения легкой и пищевой промышлен­ности отечественным оборудованием, что позволяло сократить его импорт. В годы первой пятилетки за счет стимулирования посевов технических культур государство улучшило сырьевую базу легкой и пищевой промыш­ленности. Была ослаблена, а в некоторых случаях преодолена зависимость от импорта сырья. Крупная швейная, кожевенная, трикотажная, обувная индустрии получили свое начало. Появились «развлекательные» отрасли — музыкальная, кинопромышленность, производство фотоаппаратуры, пате­фонов. Создание в 1934 году Наркомата пищевой промышленности свиде­тельствует об успехах развития пищевой отрасли. Число ее отраслей за годы второй пятилетки увеличилось с 13 до 32. Наконец-то начала развиваться холодильная промышленность. В конце второй пятилетки в стране появи­лось мороженое2. Для увеличения фондов внутренней торговли правитель­ство уменьшало размеры внерыночного потребления.

(Микоян. — Е.О.) с товарищем из Азербайджана. Говорили о необходимости нала­дить снабжение овощами, фруктами, консервами севера, устроить парники, затра­тить деньги на расширение консервных (фруктовых) заводов и сушку фруктов. В Ленкорани культивируют чай и лимоны (пока в кадках), хотят посадить апельсино­вые деревья (персидские). Я говорила об аэропланном транспорте, как он применя­ется в Европе для переброски овощей, фруктов, цветов, об упаковке» (Источник. 1993. № 1. С. 8). Планы «переброски южного плодородия» на север были не единственными у руководства страны.

1 Дэвис Р., Хлевнюк О. Вторая пятилетка: механизм смены экономической полити­

ки // Отечественная история. 1994. № 3.

2 История социалистической экономики. М., 1978. Т. 4. С. 217—244.

177

С началом второй пятилетки руководство пересмотрело и внешнеторго­вый курс. В три раза, по сравнению с первой пятилеткой, уменьшились расходы на импорт, состоявший на 90% из средств производства. Измени­лась структура экспорта. В годы первой пятилетки экспорт выкачивал из СССР сельскохозяйственное сырье и продукты питания, обостряя дефицит на внутреннем рынке. Во второй пятилетке более 70% в экспорте составили промышленные товары, в том числе машины, которые шли в восточные страны. С 1934 года резко снизился экспорт зерна, а также вывоз продуктов животноводства и рыболовства!.

Все это свидетельствует о том, что Политбюро проводило реформу пере­хода к «свободной» торговле не за счет расширения рыночной свободы, а за счет перераспределения государственных ресурсов. Пределы частного пред­принимательства остались те же: индивидуальное кустарное производство, мелочная торговля, крестьянское личное подсобное хозяйство, размеры которого определял принятый в 1935 году новый устав сельскохозяйствен­ной артели. Поведение Политбюро в период перехода к открытой торговле образно можно охарактеризовать так: «и хочется, и колется». Руководство страны действительно хотело вырваться из порочного круга дефицита, но не хотело менять основ социалистической экономики. А это было невоз­можно — одно противоречило другому. Методы проведения реформы пред­определили ее результаты.

Трудно сказать, проходили ли внутри Политбюро дискуссии об отмене карточной системы. Свидетельств тому у меня нет. Из материалов ноябрь­ского пленума 1934 года ясно, что Сталина поддерживали Молотов, кото­рый делал основной доклад на пленуме, и Калинин, высказавший несколь­ко замечаний в поддержку докладчика. С уверенностью можно сказать и то, что к концу 1934 года, когда ситуация с урожаем стала ясна, Политбюро всячески подстегивало отмену карточек.

Местное партийное руководство на ноябрьском пленуме высказало воз­ражения против отмены карточной системы. Даже столь нерадикальные экономические изменения потребовали разъяснительной работы среди коммунистов. Сталин встречал возражения резко и не без издевок. На заявление секретаря Восточно-Сибирского крайкома М.О.Разумова о том, что рабочие после отмены карточек будут платить за хлеб в три раза дороже, он ответил фразой, которую трудно было ожидать от создателя планово-распределительной экономики: «РЫНОК (выделено мной. — Е.О.) не считается с пайковой ценой». Для него вопрос с отменой карточек был решен.

Хотя замечания против отмены хлебных карточек, которые попали в протокол ноябрьского пленума, не носили открытого антирыночного ха­рактера, видимо, высказывались и антирыночные мысли. В своем выступ­лении Сталин, по сути, подтвердил это, сказав, что «не все товарищи ясно представляют, для чего мы уничтожаем карточную систему». Подчеркивая необходимость развития денежного хозяйства, Сталин пошел в рыночном направлении дальше сторонников продуктообмена, но не вышел за преде-

1 История социалистической экономики. Т. 4. С. 307, 308, 310; РГАЭ. Ф. 1562. Оп 329. Д. 80. Л. 35, 60; Д. 106. Л. 100.

178

лы политэкономии социализма, провозгласив социалистическую торговлю «без капиталистов», т.е. частного предпринимателя!.

На примере отмены хлебных карточек видны методы проведения рефор­мы и причины ее неуспеха — дефицит и нормирование в торговле сохраня­лись. Реформу следовало провести только силами государства без участия частника. При этом Политбюро поставило местное руководство в очень трудное положение, оставив на подготовку открытой торговли хлебом всего один месяц — пленум проходил в конце ноября 1934-го, карточки должны были быть отменены с 1 января 1935 годаЗ. Обкомы роптали не случайно, ведь за столь короткое время предстояло проделать гигантскую работу. Производственные мощности хлебопечения располагались по стране не­равномерно, хлебозаводы строились в районах новостроек, а на старых предприятиях и в глубинке рабочие получали муку и пекли хлеб дома. За месяц нужно было построить и оборудовать тысячи мелких и средних пекарен, подготовить для них кадры, открыть новые лавки и магазины, расширить торговлю овощами и картофелем, чтобы ослабить спрос на хлеб.

Хлеб являлся основным продуктом питания в годы карточной системы, что делало отмену хлебных карточек символичной. Руководство стремилось провести большой всенародный праздник. Экономическое мероприятие превратилось в политическую кампанию. В ней участвовали не только торговля, но и все партийное и советское руководство, пресса, милиция. Одним из главных организаторов кампании стал НКВД. За два дня до начала широкой продажи хлеба, как раз в разгар новогодних приготовле-

1 Сталин выказал больше понимания и по другим экономическим вопросам, ценам

и спекуляции, например. Он понимал реформу отмены карточной системы как

реформу снижения цен. Хотя новые цены открытой торговли были выше пайковых,

Сталин справедливо заметил, что цена — это рыночная категория и действительные

цены на хлеб в период карточной системы существовали на рынке, в то время как

пайковая цена, строго говоря, ценой не являлась, была искусственно занижена и

представляла подарок рабочему классу от государства. Он также отметил, что спеку­

ляция и огромное воровство являлись порождением карточного распределения.

Именно резкий разрыв пайковых и рыночных цен толкал, по его словам, честных

людей на спекуляцию и воровство. Видел он и действительную суть планирования,

называя его канцелярским, а не реальным. Он считал, что реформа не принесет

немедленного денежного дохода государству. Ее цель не в этом, а в том, чтобы

оживить торговлю и оздоровить экономику. Это принесет плоды в перспективе. Но

понимая все это, Сталин не видел или не хотел видеть многое другое. Он считал

карточную систему «гнилой», но и социалистическая торговля без частного предпри­

нимателя, по сути, являлась таким же централизованным распределением с искусст­

венными,  а не рыночными ценами.  Социалистическая торговля по-прежнему

воспроизводила дефицит, что рождало спекуляцию и воровство в массовых масшта­

бах. Речь Сталина на ноябрьском пленуме 1934 года не была опубликована, что также

может служить показателем ограниченности его рыночных намерений (РЦХИДНИ.

Ф. 71. Оп. 2. Д. 536; Оп. 10. Д. 127. Л. 48-59).

2 Сюжет об отмене хлебных карточек написан на материалах НКВД. В их числе

сообщения о широкой продаже хлеба, записки по прямому проводу о ходе открытой

торговли, спецсообщения о реагировании населения на свободную продажу хлеба,

спецсообщения о причинах срыва хлебной торговли и другие (ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 2.

Д. 210, 930).

3 Постановление СНК СССР от 7 декабря 1934 года «Об отмене карточной системы

по печеному хлебу, муке и крупе и системы отоваривания хлебом технических

культур» (Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. Т. 2. М,

1967. С. 510-511).

179

ний, на городских рынках НКВД и милиция провели аресты «перекупши-ков» хлеба, с целью предупредить спекуляцию в первые дни свободной торговли. С началом свободной продажи хлеба отряды милиции и сотруд­ники НКВД совершали рейды по магазинам, проверяли ассортимент, цены, время торговли, качество хлеба, наличие очередей, собирали инфор­мацию о настроении населения. Рапорты с мест поступали в Москву, в НКВД на имя Ягоды, откуда сводки затем шли наверх — Сталину и Молотову.

Сводки НКВД о свободной продаже хлеба более походили на фронтовые донесения. В первые дни торговли они были чуть ли не почасовые — «По состоянию на 13 часов...», «По состоянию на 22 часа...». Они шли вне очереди, под грифом «совершенно секретно», с пометкой крупными буква­ми «ХЛЕБ», «ДОЛОЖИТЬ НЕМЕДЛЕННО», отчеркнутой красным каран­дашом. Штамп «ДОЛОЖЕНО» свидетельствовал о том, что Сталин имел полную картину о ходе кампании в регионах, знал фамилии людей, выска­завших то или иное мнение в очередях, фамилии работников торговли и хлебозаводов, виновных в плохом качестве хлеба, повышении цен, позднем открытии магазинов, рецидивах карточного распределения. Информация была детальной, вплоть до указания того, какой сорт хлеба отсутствовал в магазине № 5 Первомайского района, или был ли хлеб черствым в магази­не № 32 Ленинского района. Виновные в нарушениях предавались суду. От года до двух лет лишения свободы можно было получить за самовольное повышение хлебной цены на 10 коп.

Отношение населения к отмене хлебных карточек было очень конкрет­ным и пестрым. Оно зависело от того, принесла ли реформа облегчение данной семье или нет. Довольно общим являлось недовольство ценой на хлеб. Оно слышалось не только от крестьян («Хлеб мы сдавали по 1 рублю 20 копеек за пуд, а нам продают по рублю за килограмм»), от малообеспе­ченных, многосемейных, но и от высокооплачиваемых индустриальных рабочих, которые привыкли получать хлеб по низкой цене («Если при карточной системе мне на семью паек обходился в месяц 42 рубля, то теперь за 4 пуда хлеба я должен отдать 160 рублей»). Хотя с отменой карточек население получило прибавку к зарплате (индустриальные рабо­чие — наибольшую по сравнению с другими группами населения), это не компенсировало полностью возросших затрат на покупку хлеба. Недоволь­ны были и те, кто придерживал хлеб до весны, чтобы подороже продать его. Жалобы на цены, однако, не означали, что у людей не хватало денег на покупку хлеба. Донесения НКВД свидетельствуют, что население, устав за годы карточной системы от черного хлеба низкого качества, повсеместно покупало дорогой белый хлеб из муки высшего помола, что вызвало в некоторых местах затоваривание черствым черным хлебом. Жалобы на высокую цену были скорее следствием иждивенческих настроений, кото­рые формировала пайковая система с искусственно низкими ценами.

В районах, хорошо подготовившихся к свободной торговле, преобладали положительные отзывы населения. Там же, где местное руководство не обеспечило нормального хода торговли, население требовало восстановле­ния карточной системы. О разбросе мнений свидетельствуют сводки НКВД:

Киев: «С отменой карточек получилось совсем не так, как писали. Факти­чески получилось, что вздорожал хлеб и никаких 17 сортов хлеба нет, а самое главное, нет ни круп, ни муки, ни макарон, которые обещали в неограниченном количестве по пониженной цене (одновременно с хлебньши карточками отме­нялись карточки на муку и крупу. — Е. О.). Сахар тоже исчез».

180

Кривой Рог: «Первые два дня после отмены хлебных карточек было ничего, а потом у каждого магазина стали возникать очереди. Сначала с 5-ти часов утра, затем с 2-х часов ночи, затем всю ночь, а затем говорить страшно. Содом и Гоморра. Когда подходишь к магазину, то невольно вспоминаешь штурм Зимнего дворца. Тысячная толпа всей массой прет на магазин, звон стекла, треск дверей и стоек в магазине. Продавцы влезают на стойки, прижатые к стене. В толпе и над толпой — ругань и крики. Бабий пронзи­тельный крик, вырвавшись раз, больше не повторяется — она затоптана. Сколько их передавили, плюс детей. Часто вызывают вооруженную часть войск ГПУ. Милиция ничего не может сделать — ее бьет и гонит озверелый народ. На весь Кривой Рог, Кривстрой и окружающие железнодорожные стан­ции хлебозавод выпекает 8 тонн муки».

Каменское: «У нас народ требует, чтобы опять выдали хлебные карточки... Когда едет повозка с черным хлебом (с хлебозавода в магазин. — Е.О.), то народ сопровождает ее, как покойника. Бегут один за другим вперегонку сломя голову».

Запорожье: «Да, без карточной системы стало плохо. Нужно ежедневно по 4—6 рублей на хлеб. Так что житуха плохая».

«У нас в Смоленске стало хорошо после отмены карточной системы. Магазины загружены первосортными товарами и продуктами, цены понижены (видимо, по сравнению с коммерческими. — Е. О.), так что жизнь стала много легче».

Северный Кавказ: «Отмена хлебных карточек для нас очень хорошо. Хлеб продают свежий, бери сколько хочешь».

Щебекино, завод «Профинтерн»: «Открылась свободная торговля хлебом. Открыли 7 лавок, большой булочный магазин. Хлеба много и разный. В лавках красиво — стоят столы, пальмы, вода в графинах. Хлеб возят специальные извозчики в халатах и фанерных фургонах. Хлеба много в лавках, но людей мало. Построили новую пекарню, да и старая работает»^.

Донесения НКВД о поведении людей в период перехода к открытой торговле свидетельствуют о неверии большинства в продолжительность «эксперимента». Люди старались использовать момент и сделать запасы на случай новых затруднений, в наступлении которых мало кто сомневался. Сушили сухари2. Особую недоверчивость и предусмотрительность проявля­ли крестьяне. Торговля хлебом разворачивалась в основном в городах, где концентрировалась торговая сеть. Крестьянский хлебный десант появился в городах не сразу. Вначале прибыли разведчики — представители колхо­зов, дабы убедиться, действительно ли хлеб продается свободно. Затем города заполнили уполномоченные сельских обществ, снабженные деньга­ми от односельчан и разрешениями сельсоветов на поездку. В их команди­ровочных удостоверениях так и было записано: «Цель поездки — приобре­тение хлеба». У одной из таких крестьянских групп милиция обнаружила 600 рублей и сотни килограммов хлеба. Крестьяне приезжали и целыми

1 ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 2. Д. 930. Л. 145-148.

2 Когда я в своем семинаре «Жизнь в СССР в 30-е годы» в университете Северной

Каролины в Чапел-Хилле сказала об этом американским студентам, они даже не

поняли, о чем идет речь. Русским не потребовалось бы никаких объяснений, так как

сушка сухарей в России всегда была одной из основных тактик выживания. Хлеб

нарезали мелкими кусочками и сушили, а затем хранили в полотняных мешках в

сухом месте.

181

семьями. Сотни человек с подводами оставались ночевать на улицах, чтобы занять очередь с утра. Скупали хлеб мешками, обходя подряд все магазины. Часть хлеба отправлялась по железной дороге багажом. На станции Винни­ца, например, НКВД обнаружил 30 мешков с печеным хлебом — 1613 кг. Хлеб шел не только на собственное потребление крестьян, но и на корм скоту. Вновь оживилось самогоноварение. Скупка хлеба в магазинах для некоторых крестьян превратилась в бизнес — они перепродавали затем хлеб на рынке. Эта деятельность, по терминологии НКВД, «скупка хлеба для группового потребления», не подпадала ни под одну статью уголовного кодекса и вызвала растерянность «органов», которые не знали, арестовы­вать закупщиков или нет.

Газеты пестрели победными и хвастливыми заголовками, но хлебная карточка не торопилась покидать социалистическую экономику. Ресурсов государства для свободной продажи хлеба не хватало. Во многих регионах мощности хлебопечения были ограничены, плохо оборудованные магазины и пекарни находились в антисанитарном состоянии, квалификация работ­ников оставалась низкой. Отмечались случаи, когда из-за недостатка мощ­ностей хлебопечения местные власти организовывали выпечку хлеба по частным квартирам. Строго говоря, неограниченной продажи хлеба как не было, так и не стало. Для каждого магазина планом устанавливались еже­дневные и месячные объемы продажи (лимиты), превышать которые не разрешалось. Ограничивались и размеры покупки — 2 кг в одни руки.

К середине января 1935 года свободная продажа хлеба почти повсемест­но прекратилась — были израсходованы месячные лимиты торговли. В Рязани, например, только за три дня свободной торговли в январе продали 66% месячного лимита хлеба. Дневная норма распродавалась за пару часов. Нужно было ждать новых фондов, которые не могли поступить в торговлю ранее следующего месяца. К концу января практически повсеместно, во­преки желаниям Политбюро, возродились карточки. «Наторговались, хва­тит, проторговали две недели и сгорели, все запасы вышли, обеднела советская власть», — говорили люди. Праздника не получилось. Вновь огромные очереди, драки, рост социального недовольства. Фактически сво­бодная продажа хлеба сохранялась только в Москве и то благодаря тому, что Политбюро постоянно вьщеляло для столицы дополнительные фонды.

Донесения НКВД за январь — апрель 1935 года полны сообщениями о рецидивах карточной системы'. Директора предприятий, отделы рабочего снабжения, торги, райкомы то там, то тут вновь вводили нормы, прикреп­ления к магазинам, списки. Установленная для открытой торговли норма продажи хлеба (2 кг в одни руки) повсеместно снижалась и колебалась от 300 гр до одного килограмма на человека. В некоторых местах открытая торговля вообще была свернута, там вернулись к нормам и иерархии снаб­жения 1931—35 годов, и даже к старым пайковым ценам. Вводя карточки, местное руководство стремилось защитить интересы городских трудящихся,

1 Донесения свидетельствуют о восстановлении карточной системы в Московской, Ленинградской, Воронежской, Ивановской, Курской, Смоленской, Западной, Челя­бинской областях, Куйбышевском, Средне-Волжском, Горьковском, Азово-Черно-морском, Иркутском, Красноярском, Северном, Хабаровском краях, Крыму, Восточной и Западной Сибири, Дальнем Востоке, Казахстане, Киргизии, Татарии, Украине, Белоруссии, Узбекистане, Туркмении, Закавказье.

182

на предприятиях вновь восстанавливались закрытые распределители, кол­хозники удалялись из магазинов. Дальнейшая стратификация разворачива­лась по уже известному сценарию — обеспечение промышленных рабочих достигалось за счет ухудшения снабжения врачей, учителей, служащих.

Поскольку восстановление карточек шло «снизу», стихийно, нормы и принципы распределения в разных регионах отличались. В одних регионах местные власти следовали уже известной им по временам карточной систе­мы модели снабжения, в других местах появились новые стратификации: промышленные рабочие получали по 1 кг хлеба, рабочие, связанные с сель­ским хозяйством, по 500—600 гр; или хлеб выдавался производственным рабочим, строители его не получали; или холостяки получали 1 кг, малосе­мейные — 1—1,5 кг, многосемейные — 3—4 кг. Как и раньше, карточки выполняли роль кнута и пряника, с помощью которых местное руководство пыталось заставить людей работать. В ряде мест доходило до крайностей — паек выдавался только при выполнении рабочей нормы.

Открытой торговли не получилось. Вопреки решениям пленума и дирек­тивам партии страна вновь сползала к нормированному распределению. Однако руководство страны твердо держалось принятого решения — кар­точки должны быть отменены. Не в состоянии обеспечить открытую тор­говлю экономически, Политбюро пыталось репрессиями остановить сти­хийное возвращение к карточной системе. К уголовной ответственности привлекались не только те, кто обвешивал покупателей, воровал, самоволь­но повышал цены, пек плохой хлеб, но и те, кто нарушил постановление правительства о свободной продаже хлеба — вводил несанкционированные нормы и карточки. По таким случаям НКВД вел следствие. Даже простое объявление на двери магазина: «Хлеба нет и не будет», считалось провока­цией и было достаточным основанием для ареста и привлечения к уголов­ной ответственности. Проводились аресты «подстрекателей и провокато­ров» в очередях. Репрессии, однако, являлись плохим средством в борьбе с товарным дефицитом.

За счет концентрации хлебных ресурсов руководству страны к середине весны удалось нормализовать хлебную торговлю в крупных промышленных центрах. В остальных городах и особенно сельских районах положение оставалось неблагополучным, торговля хлебом шла с перебоями, рецидивы карточной системы повторялись.

Так трудно, через пень колоду, несколько обновленная экономическими мерами и подстегиваемая репрессиями страна вступала в эру открытой торговли. Она нужна была как воздух, это понимало и руководство страны. Но без помощи частника и рынка государственная торговля не справлялась со снабжением населения. История с отменой хлебных карточек — миниа­тюрная модель того, что происходило в социалистической торговле в пос-ледущие годы. Она буксовала, переживала хронические кризисы, рецидивы карточной системы. В условиях сохранения острого товарного дефицита «свободная» торговля оставалась централизованным нормированным рас­пределением.

Свободная торговля? — Распределение!

Вслед за хлебными, с 1 октября 1935 года, отменили карточки на мясные и рыбные продукты, жиры, сахар и картофель, а к концу второй пятилетки,

183

с 1 января 1936 года, и карточки на непродовольственные товары!. Обе реформы прошли с политическим шумом, как и отмена хлебных карточек. Символизируя конец распределения и начало эры торговли, Наркомат снабжения в 1934 году был упразднен, вместо него появилось два новых — Наркомат внутренней торговли (с 1938 года Наркомат торговли) и Нарко­мат пищевой промышленности.

Жизнь, однако, показала, что реформы открытой торговли выполнили роль косметического ремонта. Они представляли тот максимум преобразо­ваний, на который Политбюро готово было пойти для оздоровления эконо­мического положения в стране. Подлатав-подперев бившуюся в порочном круге товарного дефицита и централизованного распределения социалисти­ческую экономику, реформы не тронули ее фундамента. «Свободная» тор­говля не означала свободы предпринимательства.

Монопольным производителем в стране по-прежнему оставалась госу­дарственная промышленность. Хотя за годы первых пятилеток легкая и пищевая индустрия не стояли на месте, общий уровень производства был недостаточным для удовлетворения потребностей населения. К концу тре­тьей пятилетки, в 1940 году, легкая промышленность производила в год на душу населения всего лишь 16 м хлопчатобумажных, 90 см шерстяных и 40 см шелковых тканей, менее трех пар носков и чулок, пару кожаной обуви, менее одной пары белья. Новые отрасли легкой промышленности только начинали свое развитие. В 1937 году в стране производилось 2 часов на каждые сто человек населения; 4 патефона, 3 швейные машины, 3 велоси­педа, 2 фотоаппарата и 1 радиоприемник на каждую тысячу человек; 6 мотоциклов на каждые 100 тысяч человек. Государственная пищевая про­мышленность, хотя и расширила объемы производства, выпускала в год (1940) на душу населения всего лишь 13 кг сахара, 8—9 кг мяса и рыбы, около 40 кг молочных продуктов, около 5 кг растительного масла, 7 банок консервов, 5 кг кондитерских изделий, 4 кг мылаЗ.

Приведенные цифры — это данные о размерах производства. В магази­ны попадало гораздо меньше, так как значительная часть продукции шла на внерыночное потребление — снабжение государственных учреждений, изготовление спецодежды, промышленную переработку и прочее. Во вто­рой пятилетке внерыночное потребление несколько сократилось, но с на­чалом третьей вновь стало быстро расти. За весь 1939 год в розничную торговлю в расчете на одного человека поступило всего лишь немногим более полутора килограммов мяса, два килограмма колбасных изделий, около килограмма масла, порядка пяти килограммов кондитерских изделий и крупы. Треть промышленного производства сахара шла на внерыночное потребление. Рыночный фонд муки был относительно большим — 108 кг на человека в год, но и это составляло всего лишь около 300 гр в день. Внерыночное потребление «съедало» и огромную часть фондов непродо-

1 Постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 25 сентября 1935 года «О снижении

цен на хлеб и отмене карточной системы на мясо, рыбу, сахар, жиры и картофель»

(Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. Т. 2. С. 547—548).

2 С сокращением рыночных фондов в 1940 году этих новых товаров в продаже

стало и того меньше. Душевые показатели высчитаны из расчета общей численности

населения в размере 171 млн. человек (Дихтяр Г.А. Советская торговля в период

социализма и развернутого строительства коммунизма. С. 101).

3 Дихтяр Г.А. Советская торговля в период социализма и развернутого строитель­

ства коммунизма. С. 81.

184

вольственных товаров: только половина произведенных хлопчатобумажных и льняных тканей, треть шерстяных тканей поступали в торговлю!.

На деле потребитель получал и того меньше. Потери от порчи при перевозке и хранении были велики. Первый в СССР завод по производству сухого льда начал работу только в 1933 году. К концу второй пятилетки в системе Наркомпищепрома имелось всего лишь 207 холодильников с ма­шинным охлаждением. Только к началу 40-х годов наряду с мясом, рыбой, маслом в холодильниках начали хранить фрукты, сыр, маргарин, овощи. В официальных документах это числилось в ряду важнейших достижений третьей пятилетки2. Бытовые холодильники были недосягаемой роскошью. В холодное время горожане хранили продукты в сумках за окном, в летнее время изобретали другие способы, например, оставляли масло в холодной воде. Невозможность длительного хранения продуктов оставляла семье лишь две альтернативы — съедать все сразу или вскоре выбрасывать про­дукты в мусор. Помимо порчи, хищения на производстве, при транспорти­ровке, хранении и в торговле были причиной больших потерь.

Низкие капиталовложения в легкую и пищевую промышленность явля­лись главной причиной недостаточных объемов производства товаров на­родного потребления. Приоритеты во внутренней политике в период от­крытой торговли оставались теми же, что и в период карточек — развитие тяжелой индустрии и милитаризация осуществлялись в первую очередь. Вторая пятилетка была самым благоприятным в 30-е годы временем для развития отраслей, производящих предметы потребления. Но даже в эти, наиболее благоприятные годы план их развития выполнен не был, в то время как тяжелая промышленность значительно перевыполнила план. В третьей пятилетке капиталовложения в тяжелую и оборонную промышлен­ность резко увеличилисьЗ. В результате и без того недостаточные фонды товаров, поступавшие в торговлю, сократились4.

Товарный дефицит обострялся не только уменьшением рыночных фон­дов, но и быстрым ростом денежных доходов населения. За исключением тяжелой индустрии зарплата в промышленности росла быстрее, чем произ­водительность труда. Увеличивались год от года доходы колхозников от рыночной торговли5. Низкое предложение товаров в торговле приводило к тому, что кассовый план Госбанка не выполнялся, выплаченные населению

1 Рубинштейн ГЛ. Развитие внутренней торговли в СССР. С. 349, 355—356; Дих-

тяр Г.А. Советская торговля в период построения социализма. С. 404.

2 История социалистической экономики. Т. 4. С. 233; Рубинштейн Г.Л. Развитие

внутренней торговли в СССР. С. 387.

3 По официальным данным, военные расходы в первую пятилетку составляли

3—7% всех расходов в госбюджете, во вторую — 9—16%. Общие военные расходы в

1940 году достигли трети государственного бюджета. Доля средств производства в

валовом объеме промышленной продукции к концу второй пятилетки составляла

58%, а к 1940 году выросла до 60%. Если валовая продукция промышленности в

третью пятилетку возрастала на 13% в среднем в год, продукция оборонной промыш­

ленности — на 39% ежегодно (История социалистической экономики. Т. 4. С. 23;

Т. 5. С. 47, 96, 97, 183).

4 В расчете на душу населения рыночные фонды товаров уменьшились в 1940-м,

по сравнению с 1937 годом, по продовольственным товарам на 12, по непродоволь­

ственным на 6%.

5 За годы второй пятилетки общий фонд зарплаты повысился с 32,7 до 82,3 млрд.

рублей, то есть — в 2,5 раза, хотя по плану намечался рост всего на 55%. Почти в 3

185

деньги не возвращались в госбюджет. Дефицит бюджета все также покры­вался денежной эмиссией. Общее количество денег в обращении к концу 1940-го выросло по сравнению с началом 1938 года почти вдвое1, тогда как физический объем товарооборота снизился и в расчете на душу населения упал до уровня конца второй пятилетки. В обострении товарного дефицита играла роль и политика цен. Правительство искусственно сдерживало рост цен на товары наибольшего спроса: хлеб, муку, крупу, макароны. С октяб­ря 1935 до сентября 1946 года, несмотря на кризисы и войны, цены на эти продукты практически оставались неизменными2.

Скудость государственного снабжения показывают не только данные о производстве товаров, но и данные о развитии государственной торговой сетиЗ. В период открытой торговли она оставалась недостаточной для ог­ромной страны, все также концентрировалась в городах. В среднем каждые 10 тысяч человек населения к концу третьей пятилетки обслуживал 21 магазин (всего на 3 магазина больше, чем в период карточной системы). В основном это были мелкие предприятия, более половины городских мага­зинов имели оборот всего лишь 100—200 рублей в день. Крупных магазинов с оборотом от 1000 до 5500 рублей в день насчитывалось менее 3 тысяч (около 6% городских предприятий торговли). Они сосредотачивались в крупных городах и обеспечивали почти половину городского товарооборо­та. Специализированных фирменных магазинов, появление которых озна­меновало наступление эры открытой торговли, насчитывались единицы — в 1940 году один мясо-рыбный или плодоовощной магазин на 2 города или городских поселка, магазин культтоваров на 4—5 городов, один специали­зированный магазин обуви, тканей, швейных изделий на 15—17 городов**.

Товарный дефицит в открытой торговле, таким образом, сохранялся. Он то несколько смягчался, как во время второй пятилетки, то вновь обострялся, как на рубеже 30—40-х годов. Конечно, между товарным дефи-

раза выросли денежные доходы колхозников (в основном за счет доходов от рыноч­ной торговли). Физический же объем розничного товарооборота за годы второй пятилетки увеличился только на 45%. В третьей пятилетке, к 1939 году, покупатель­ные фонды населения достигли размеров, предусмотренных планом на 1942 год, розничный же оборот государственной и кооперативной торговли, включая и обще­ственное питание, отставал от плана (История социалистической экономики. Т. 4. С. 473, 474, 480; Дихтяр Г.А. Советская торговля в период построения социализма. С. 397; РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 75. Л. 151-170).

1 С 13,6 млрд. рублей на 1 января 1938-го до 24,5 млрд. рублей на 1 октября 1940

года (РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 75. Л. 151-170).

2 Материалы Всесоюзной торговой академии Наркомторга СССР о динамике цен

(РГАЭ. Ф. 9472. Оп. 1. Д. 126. Л. 1-7).

3 Потребительская кооперация, которая продолжала оставаться каналом центра­

лизованного государственного распределения, потеряла былое значение основной

торгующей системы в стране. С 1935 года она обслуживала только сельское население.

В городской торговле монополистом стал Наркомторг СССР. Число магазинов,

открытых другими наркоматами, было невелико. В 1940 году из 153,4 тыс. предпри­

ятий городской торговли Наркомпищепром имел около 16 тысяч, Наркомат мясо-мо­

лочной промышленности — 3,6, Наркомат текстильной промышленности — 57,

Наркомлегпром — около 80, Наркомат химической промышленности — 62 тыс.

(Дихтяр Г.А. Советская торговля в период социализма и развернутого строительства

коммунизма. С. 131—132).

4 Дихтяр Г.А. Советская торговля в период социализма и развернутого строитель­

ства коммунизма. С. 131, 133; Рубинштейн Г.Л. Развитие внутренней торговли в

СССР. С. 364.

186

цитом карточной системы и недостатком товаров в открытой торговле второй половины 30-х существовала разница. В годы первой пятилетки не было самого необходимого. Нитки, иголки, конверты, да что ни назови — все исчезло. Люди думали о хлебе, о том, как удержать душу в теле. В период открытой торговли появилось то, что ранее казалось роскошью. Однако если посчастливилось напасть, например, на продажу фотобумаги, то нужно было простоять полдня в очереди, чтобы купить один пакет. Или стало возможным купить сервиз — недосягаемая вешь в период первой пятилетки, но нужно было потратить день, чтобы найти магазин, куда завезли сервизы, и отстоять огромную очередь. По словам одного из авто­ров мемуаров, если в период карточной системы вообще невозможно было что-то купить, то в период открытой торговли, порыскав по городу и отстояв в длинных очередях, кое-что удавалось достать!.

Товарный дефицит приводил к тому, что в открытой торговле сохраня­лось нормирование. СНК СССР установил «нормы отпуска товаров в одни руки». В 1936—39 годах покупатель не мог купить больше 2 кг мяса, колбасы, хлеба, макарон, крупы, сахара, 3 кг рыбы, 500 гр масла и маргари­на, 100 гр чая, 200 штук папирос, 2 кусков хозяйственного мыла, пол-литра керосина. В 1940 году, в связи с ухудшением продовольственной обстанов­ки в стране, нормы снижались, стали нормироваться товары, которые ранее продавались без ограничения (прилож., табл. 11). Кроме этих, офи­циально установленных правительством норм, существовали и неофици­альные. Продавцы и люди, стоявшие в очередях, сами вводили их — «Больше килограмма в руки не давать!», «Отпускать не больше 5 метров в руки!». Дважды за короткий период предвоенной открытой торговли (кри­зисы снабжения 1936/37 и 1939—41 годов) нормирование принимало форму карточной системы.

В период открытой торговли люди могли избежать ограничений и пре­высить установленные нормы, покупая товары в разных магазинах, по­скольку прикреплений к магазинам не было. Но «обход» магазинов имел свои пределы. Товар не залеживался на полках. Его нужно было искать, часто приходилось ехать в другой город, стоять в очереди долгие часы, а то и дни. Кроме того, в периоды обострения товарного дефицита принима­лись ограничительные меры — контроль за покупками, восстанавливалась система закрытых распределителей.

Государственная торговля второй половины 30-х годов оставалась цент­рализованным распределением и по-прежнему сопровождалась бюрократи­ческой процедурой планирования2. Переход к «свободной» торговле не только не означал свободы частного предпринимательства, он не означал и свободы для государственно-кооперативных торговых организаций заклю­чать договоры с производителями, заказывать необходимое количество и ассортимент товаров, регулировать цены в зависимости от спроса и предло­жения, вести самостоятельную кадровую политику, открывать магазины по своему усмотрению и многое другое. Централизация в торговле сохрани­лась и после отмены карточной системы. В годы второй пятилетки пред­принимались попытки ослабить ее, передав часть функций торговым систе­мам и местным регулирующим органам, но существенного эффекта это не дало. В годы третьей пятилетки централизация заметно усилилась.

1 Fisher M. My Lives in Russia. P. 100—101, 134.

2 О развитии планирования в предвоенные годы см.: Harrison M. Soviet Planning

in Peace and War. 1938—1945. Cambridge Un. Press, 1985.

187

Торговые планы составлялись Наркомторгом СССР и утверждались Политбюро, которое по-прежнему представляло высшую «торговую» ин­станцию в стране!. Без его санкции не решался ни один вопрос — когда крестьянин мог везти зерно и картошку на рынок, сколько должен стоить кусок мыла, жителей какого города осчастливить открытием нового магази­на. Подобно тому как Наркомторг СССР подчинялся высшему партийному руководству и правительству, его организации на местах, торги,- подчиня­лись местным партийным комитетам и исполкомам Советов. По сравне­нию с первой половиной 30-х годов процедура планирования нисколько не упростилась. С конца 1937 года перед утверждением Политбюро планы рассматривались Экономическим Советом Совнаркома, а с 1938 года аль­тернативный план торговли стал составлять Госплан.

По сравнению с периодом карточной системы охват планированием показате­лей торговли не только не уменьшился, а возрос2. Централизованно распределя­лась практически вся произведенная в стране продукция, даже такие нестратеги­ческие товары, как деревянные ложки и игрушкиЗ. Это означало, что ни произво­дители, ни торги, ни местное партийное и советское руководство не могли исполь­зовать произведенную в их регионе продукцию по своему усмотрению, а обязаны были направить ее туда, куда указывал утвержденный Политбюро план. Планиро­вание распространялось не только на продукцию промышленности союзного и республиканского подчинения, но и на продукцию местной промышленности и промысловой кооперации4.

1 Как и в период карточной системы, планы по большинству товаров были годовые

и квартальные, по муке и крупе Политбюро утверждало месячные планы реализации.

2 Планировался не только общий объем торговли, величина рыночных фондов,

внерыночного потребления, фонды, направляемые в города, и на село и отдельно в

каждый район, область, край, республику, но планировались и размеры товарных

запасов, скорость обращения товаров, число магазинов, численность торговых работ­

ников, издержки обращения, рентабельность.

3 Как и во время карточной системы, централизованно распределялись только

планируемые и регулируемые товары. Однако фактически они покрывали почти весь

товарный фонд страны. В годы карточной системы существовало 12 планируемых

непродовольственных товаров, к концу третьей пятилетки число их возросло до 30.

В дополнение к тканям, ниткам, платкам, швейным изделиям, трикотажу, кожаной

и резиновой обуви, махорке и папиросам, хозяйственному и туалетному мылу, в

группу вошли велосипеды, мотоциклы, спички, лесоматериалы, мебель, стекло,

фарфор, фаянс, патефоны, швейные машинки, фототовары, парфюмерия и даже

грампластинки и иголки, ученические тетради, бумага и канцтовары, игры, книги.

Группа продовольственных планируемых товаров во второй половине 30-х годов по

сравнению с карточной системой возросла с 10 до 17 наименований: мука, крупа,

мясопродукты, рыбопродукты, масло животное и растительное, маргарин, сахар, чай,

соль, кондитерские изделия, консервы, а также сыр, печеный хлеб, сало, птица,

картофель, овощи и фрукты и даже водка и другие алкогольные напитки. Группа

регулируемых товаров (по ним планирование было менее детальным, но все равно

проходило через утверждение Политбюро) по сравнению с карточной системой

возросла с 12 до 29 наименований (меховые изделия, спортивные товары, радиопри­

емники, железо, гвозди, игрушки, музыкальные инструменты и пр.). В предвоенные

годы планируемые и регулируемые товары составляли более 70% товарных фондов.

4 Только перед самой войной, в январе 1941 года, Политбюро разрешило оставлять

и использовать на местах продукцию предприятий районной, областной промышлен­

ности и промысловой кооперации, но только если она произведена из отходов или

местного сырья либо не более чем наполовину из государственного недефицитного

сырья. Об этом говорилось в постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 7 января

1941 года «О мероприятиях по увеличению производства товаров широкого потреб­

ления и продовольствия из местного сырья».

188

Ценообразование также свидетельствует об усилении централизации. С окончанием нэпа первая крупная реформа цен была проведена в 1932 году, еще в период карточной системы. С этого времени правительство (Комитет цен при СТО) стало устанавливать оптово-отпускные цены промышлен­ности и торговые накидки. Розничные же цены продолжали исчисляться на местах торгами или магазинами. С отменой карточек реформа цен прово­дилась дважды, в 1935 и 1939 годах. В результате практически на все товары стали централизованно устанавливаться не только оптово-отпускные, но и розничные цены. Наркомторг разрабатывал цены, а правительство (Коми­тет товарных фондов и регулирования торговли при СТО, затем Экономсо-вет при СНК) утверждало их. Реформа цен касалась не только продукции государственной промышленности союзного подчинения, но и продукции местной промышленности и кооперативов. Как и в годы карточной систе­мы, цены в «свободной» государственной торговле не определялись спро­сом и предложением, были искусственными.

Детальное планирование и жесткая централизация по-прежнему мешали движению товаров. Планы, проходя через множество инстанций, запазды­вали. Массовые перевозки грузов в огромной стране с плохой работой транспорта при отсутствии реального собственника стоили больших потерь. Быстрое маневрирование было невозможно. Торговля переживала хрони­ческие перебои. Аппарат управления торговлей был громоздким и дорого­стоящим, бюрократия расцвела. Так, к 1939 году существовало по меньшей мере 11 форм плановой отчетности по развитию торговли.

«Свободная» торговля была несвободна не только от товарного дефи­цита, нормирования, централизованного распределения, не избежала она кризисов снабжения и даже локального голода. Скудость государственного снабжения в период открытой торговли делала существование рынка в стране необходимым и неизбежным. Проверенные в период первой пяти­летки рыночные стратегии выручали население и в эру «свободной» тор­говли.

В определенной степени сохранялся и другой фактор, который опреде­лял необходимость рынка: избирательность государственного снабжения. Крайности географической и социальной иерархии снабжения, существо­вавшие в период карточной системы, несколько сгладились за счет улучше­ния товарного положения в стране. Они не бросались в глаза, были завуа­лированы и смягчены, но по-прежнему существовали.

Централизованное распределение товаров, как и в период карточной системы, подчинялось индустриальным приоритетам. Продолжалось пере­распределение ресурсов в пользу городов и индустриального производства. Численность населения, величина покупательных фондов по-прежнему не являлись главными критериями государственного снабжения. Проследим этапы распределения фондов между территориями в соответствии с плана­ми Наркомторга. Первый шаг — деление фондов между союзными респуб­ликами. В среднем оно примерно соответствовало доле той или иной республики в населении страны: Российская Федерация, как правило, по­лучала порядка 60%, Украина — 20, Средняя Азия и Казахстан — 10, Закавказье — 5, Белоруссия — 3% рыночных фондов. Оговорки «в среднем» и «как правило» необходимы, так как уже на первом этапе распределения «индустриальные интересы» обнаруживали себя. При распределении наи­более дефицитных продуктов, таких, например, как мясо и жиры, Россий­ская Федерация получала более 80% рыночных фондов (при численности

189

населения немногим более 60%), в то время как Средняя Азия вместе с Казахстаном, Закавказье (около 15% населения) получали всего 1—2%1.

На втором этапе распределения — деление фондов внутри республик — численность населения уже практически не играла роли. В противном случае село должно было бы получать в 2 раза больше товаров, чем город, поскольку численность сельского населения вдвое превышала городское. На деле же сельское население по-прежнему оставалось нелюбимой падче­рицей в государственной системе снабжения.

Политика Политбюро в отношении деревни, по сути, не изменилась. Хотя валовые сборы росли, вместе с ними росли и государственные заго-товки2. Во второй половине 30-х годов государство изымало всю товарную продукцию свеклы и хлопка, 94% зерновых, до 70% картофеля, половину мяса, сала, яиц, около 60% молокаЗ. При существовавшем уровне сельско­хозяйственного производства рост заготовок мог идти только за счет сокра­щения внутреннего сельского потребления^ Заготовки в сочетании с не­урожаем стали причиной локального голода в деревне в 1936/37 году, о котором будет сказано дальше. Из-за роста государственных заготовок натуральные доходы в колхозах оставались невелики. Небольшими были и денежные доходы от сдачи продукции государству по низким, убыточным для колхозов ценам5. В этих условиях главным источником доходов и

1 Высчитано на основе отчетов о динамике рыночных фондов за 1939—41 годы

(РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 2. Д. 120).

2 Государство совершенствовало методы заготовок с целью изымать больше. До

1932 года заготовки основывались на договорах с крестьянами — контрактации.

Зависимые от государства колхозы оказались более сговорчивыми, и по мере завер­

шения коллективизации, методы заготовок становились все более нахальными.

Начиная с 1933 года договорная система заготовок стала заменяться налоговой.

Государство устанавливало твердые планы сдачи колхозами выращенной продукции.

В 1940 году Политбюро изменило принципы расчета обязательных поставок. Ранее

планы сдачи животноводческой продукции зависели от поголовья скота в колхозах,

а в растениеводстве — от планов посева культур. С 1940 года все обязательные

поставки стали исчисляться по общей земельной площади пашен, лугов и пастбищ,

закрепленных за колхозами. Цель была заставить колхозы максимально использовать

имевшиеся в их распоряжении ресурсы, но, как результат, планы обязательных

поставок подскочили.

3 Поскольку более половины товарной продукции мяса, молока и почти все яйца

в стране производились в личных подсобных хозяйствах крестьян, эти цифры

свидетельствуют, что государственные заготовки изымали не только колхозную

продукцию, но и то, что производилось крестьянином в его личном хозяйстве (Цихтяр ПА.

Советская торговля в период построения социализма С. 376,377; Его же. Советская торговля

в период социализма и развернутого строительства коммунизма. С. 94).

4 Советские историки признавали, что темпы роста государственных заготовок и

закупок превышали темпы роста производства товарной сельскохозяйственной про­

дукции. Количество зерна и продуктов животноводства, которые оставались в деревне

после того, как метла госзаготовок проходила по колхозным и личным закромам,

было меньше того, что оставалось в деревне на производственные и личные цели в

дореволюционное время. Объемы заготовок создавали угрозу не только расширенно­

му, но и простому воспроизводству в сельском хозяйстве (Дихтяр Г.А.   Советская

торговля в период социализма и развернутого строительства коммунизма. С. 93,

98—100. История социалистической экономики СССР. Т. 5. С. 133).

5 Во второй половине 30-х годов не только сохранилась, но и углубилась диспро­

порция между ценами, по которым государство покупало у крестьян продукцию, и

190

самоснабжения крестьянства по-прежнему оставались личное усадебное хозяйство и рынок.

В начальный период открытой торговли по сравнению с карточной системой государственное снабжение сельского населения улучшилось. От­крывались новые магазины, на селе появились образцовые универмаги и культмаги. Но неравенство городской и сельской торговли сохранялось. По-прежнему сравнение было не в пользу села. Даже в благополучные годы второй пятилетки на «сельскую душу» государство выделяло товаров в 4,5 раза меньше, чем на горожанина!. Село получало немногим более четверти товаров, поступавших в торговлю2.

В третью пятилетку, в связи с обострением товарного дефицита, прави­тельство сократило сельские фонды. Осенью 1938 года Политбюро отмени­ло встречную торговлю товарами при закупке хлебаЗ. В декабре 1939 года — шла советско-финская война — Политбюро запретило продажу муки, а затем и печеного хлеба в сельских местностях^ К 1940 году показатели сельской торговли упали до уровня, существовавшего накануне отмены карточной системы. В третью пятилетку на сельское снабжение поступало менее трети рыночных фондов, в то время как сельское население состав­ляло почти 70% населения страны и держало почти 40% покупательных фондов5. Это — усредненные данные, по отдельным товарам существовали гораздо более резкие диспропорции.

Торговля на селе и по внешнему виду была непригляднее городской. Почти половину сельских магазинов представляли мелкие лавочки с мизер­ным оборотом 10—25 рублей в день, один продавец, на полках вперемежку лежит съестное и нехитрый ширпотреб. Одна такая лавка обслуживала селения в радиусе нескольких километров, а более крупный сельский мага­зин был единственным в радиусе 15—20 км. Универмаги располагались в районных центрах, да и то не во всех. К началу 40-х годов среди 254 тысяч сельских предприятий торговли число новых современных сельмагов, рай-магов, райпродмагов, райкультмагов составляло поряда 1О%6. Наиболее

ценами, по которым затем продавало им промышленные товары. Чтобы купить в государственной торговле 1 кг сахара, в начале первой пятилетки крестьянину нужно было продать государству около 10 кг ржи, а в 1940 году — уже более 80 кг; пшеницы — соответственно 8 и 55 кг; мяса — 2.5 и 24 кг; молока — 9 и 35 л. В то время как закупочные цены оставались без изменения низкими, цены на продук­цию государственной промышленности росли (Дихтяр Г.А. Советская торговля в период построения социализма. С. 373; Его же. Советская торговля в период социа­лизма и развернутого строительства коммунизма. С. 96).

1 К концу первой пятилетки соотношение сельского и городского снабжения

составляло 1:7,4. В третьей пятилетке сельский житель получал от государства в

среднем в 5,2 раза меньше товаров, чем горожанин.

2 Дихтяр Г.А. Советская торговля в период построения социализма. С. 405, 406.

3 Закупки проводились государственными органами после выполнения обязатель­

ных заготовок по более высоким ценам, стимулировались продажей товаров крестья­

нам. Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 5 октября 1938 года отменило

встречную торговлю товарами, крестьяне должны были получать только деньги

(РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1002. Л. 32).

4 РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 77. Л. 65; Д. 78. Л. 207; Д. 87. Л. 7.

5 Дихтяр Г.А. Советская торговля в период социализма. С. 116—119; Рубинш­

тейн Г.Л. Развитие внутренней торговли в СССР. С. 353.

6 Дихтяр Г.А. Советская торговля в период социализма. С. 133; Рубинштейн Г.Л.

Развитие внутренней торговли в СССР. С. 363.

191

крупные 563 магазина (0,3% сельской торговой сети) торговали в день на 500 рублей, существенно меньше оборотов крупных городских магазинов.

В период открытой торговли сельское население могло покупать товары и в городе. Крестьяне составляли постоянный «контингент» городских очередей. Они ехали в города не только за мануфактурой, одеждой и обувью, но и за хлебом. Однако государство следило за «товарной мигра­цией» в города. В периоды кризисов снабжения силами милиции, НКВД и НКПС велась очистка городов от иногородних покупателей, вводилась продажа товаров при предъявлении прописки. Сельской администрации запрещалось выдавать крестьянам справки и паспорта для поездки в город. Городское руководство также принимало меры против наплыва крестьян, вводя закрытую торговлю для горожан.

При распределении рыночных фондов внутри регионов сохранялась не только диспропорция городского и сельского снабжения, но и иерархия городов. Крупные промышленные центры получали надбавки по сравне­нию с неиндустриальными!. В регионах, где концентрировались крупные индустриальные объекты, диспропорции городского и сельского снабжения были резче, тогда как внутри сельскохозяйственных регионов, где преобла­дали неиндустриальные города, соотношение городских и сельских фондов являлось более сбалансированным за счет низких поставок в города.

По-прежнему лидером в географии снабжения оставалась Москва. В столице проживало немногим более 2% населения страны, но в 1939—40 годах она получала около 40% мяса и яиц, более четверти всех рыночных фондов жиров, сыра, шерстяных тканей, порядка 15% сахара, рыбы, крупы, макарон, керосина, швейных изделий, шелковых тканей, резиновой обуви, трикотажа. Фонды других товаров также не соответствовали доле столицы в общей численности населения страны и составляли порядка 7—10%2. Ле­нинград жил скромнее Москвы, но тоже занимал особое место в ряду городов. В 1939—40 годах он получал пятую часть рыночных фондов мяса, жиров, яиц. По этим товарам два города — Москва и Ленинград «съедали» более половины всего рыночного фонда, хотя в них жило всего лишь несколько процентов населения страны!

В период открытой торговли сохранялась и социальная стратификация снабжения, подобная той, что формировалась в годы карточной системы. Наиболее одиозные внешние признаки государственного прагматизма, ко­нечно, исчезли, закрытые распределители и столовые для строго опреде­ленных групп населения с различным ассортиментом, нормами и ценами вроде бы перестали существовать. Магазины были открыты для всех жела­ющих, и цены в них зависели от географического пояса, а не от социаль­ной принадлежности покупателейЗ.

1 Диспропорции снабжения усиливались и тем, что в период открытой торговли

при распределении фондов учитывалось количество магазинов на той или иной

территории. Торговая же сеть концентрировалась в наиболее крупных промышленных

центрах.

2 Данные высчитаны на основе отчетов о распределении рыночных фондов товаров

между территориями. Во всех отчетах и планах Москва и Ленинград выделялись

отдельной строкой (РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 2. Д. 120).

3 Новые цены — нечто среднее между низкими пайковыми и высокими коммер­

ческими ценами первой половины 30-х годов, дифференцировались в зависимости от

природно-географических поясов. Исключение составляли так называемые этикет­

ные цены на спички, папиросы, чай и некоторые другие товары, которые были едины

для всей страны.

192

За фасадом общего равенства скрывались, однако, все те же государст­венные предпочтения и привилегии. Уже было сказано о положении сель­ского населения, остававшегося (если не считать заключенных) на низшей ступени государственного снабжения. Высшая партийная, советская, воен­ная номенклатура в нем по-прежнему сохраняла верхнюю позицию, хотя с отменой карточной системы Политбюро и СНК пытались сократить раз­росшийся контингент номенклатуры, пользовавшейся льготами и привиле­гиями!. Обеспечением элиты занимались специальные хозяйственные уп­равления (ХОЗУ), которые существовали по месту работы. Сохранила свое положение культурная и научная элита. Комиссию содействия ученым ликвидировали в 1937 году, но ей наследовали Всесоюзная и республикан­ские академии наук, творческие союзы писателей, архитекторов и т.п., через которые обеспечивались потребности элитного слоя интеллигенции.

Советская элита покупала продукты в ведомственных буфетах, столовых, столах заказов, которые находились непосредственно в учреждениях и были недоступны для других групп населения. Здесь ассортимент и качест­во продуктов выгодно отличались от рабочих столовых или рядовых про­дуктовых магазинов, цены были ниже. Для шитья одежды и обуви номен­клатурные работники, титулованные деятели науки и искусства «прикреп­лялись» к специальным пошивочным мастерским, ателье, столам заказов крупных магазинов. Дополнительные возможности для покупки товаров давала наиболее высокая по сравнению с другими группами населения зарплата, а также различные государственные дотации на питание в столо­вых, отдых в санаториях, оплату квартир, транспорт и т.п. Расширилось строительство специальных номенклатурных жилых домов, санаториев, домов отдыха и дач.

Привилегированное положение в системе государственного снабжения в период открытой торговли сохраняла и армия. Рядовой состав по-прежнему обеспечивался по нормам красноармейского пайка. Командный состав хотя с отменой карточной системы и лишился бесплатных пайков, но его снаб­жение не пострадало. Система ведомственных столовых, буфетов, столов заказов, а также закрытых пошивочных мастерских обеспечивала нужды военных. Расширилась система их льгот по налогам и сборам, в социаль­ном страховании, обеспечении жильем, медицинском обслуживании, обра­зований. Для снабжения военных было создано Всесоюзное объединение по торговле и обслуживанию производственно-бытовых нужд РККА и флота (Центровоенторг). Аналогичная по функциям организация — Всесо­юзное объединение по торговле и бытовому обслуживанию контингентов НКВД (ДТПО НКВД) — занималась обеспечением политической полиции.

В социальной иерархии государственного снабжения периода открытой торговли сохранялись и другие традиции карточной системы 1931—35 годов. Политбюро пыталось стимулировать развитие промышленного про­изводства с помощью государственного снабжения, поощряло тех, кто выполнял план. Значение зарплаты как стимула к труду, безусловно, воз­растало по мере того, как на полках магазинов появлялось больше товаров, однако, коль скоро острый дефицит сохранялся, натуральные поощрения

1 Сокращалось число лиц, обедавших в литерных столовых (за счет артистов,

художников, экономистов, консультантов, инспекторов и других), а также число

прикрепленных к литерным распределителям и пользовавшихся салон-вагонами

<ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 16а. Д. 343. Л. 1-7; Оп. 18а. Д. 302. Л. 1-5; Оп. 24а. Д. 409).

2 Законодательство об обороне СССР. М., 1939. С. 94—196, 231—244.

193

на производстве продолжали выполнять роль кнута и пряника. Лучший пример тому — стахановцы. За свой ударный труд они получали не только большие деньги, но и машины, одежду, возможность отовариваться в спе­циальных бюро заказов и шить одежду в ателье крупных магазинов. Иерар­хия снабжения на производстве обеспечивалась через отделы рабочего снабжения (ОРСы). Официально Политбюро их ликвидировало 1937 году, но фактически они никогда не исчезали. В условиях дефицита и повторяв­шихся кризисов снабжение рабочих продолжало оставаться одной из ос­новных забот заводской администрации.

По сравнению с периодом карточной системы материальное положение всех групп населения во второй половине 30-х годов улучшилось. Однако товарный дефицит, который воспроизводился социалистической экономи­кой, по-прежнему приводил к тому, что «материальный прогресс» был медленным, государственное снабжение для основной массы населения создавало иерархию в бедности. Главный водораздел, как и прежде, прохо­дил между номенклатурной верхушкой и остальным населением. Однако «планка богатства» советской элиты существенно не поднялась в послекар-точные годы. Ее материальное положение по-прежнему уступало уровню обеспеченности высших слоев Запада'.

Лакмусовой бумажкой, которая показывала истинную суть государствен­ной «свободной» торговли, являлись хронические кризисы снабжения. Во второй половине 30-х годов советские люди пережили их два. Хотя ни один из них по остроте не повторил голод первой пятилетки, то были нелегкие времена.

1 Показательно в этом отношении письмо вице-президента АН СССР О.Ю.Шмид­та, посланное секретарю ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову в январе 1940 года. Письмо свидетельствует о недостаточном снабжении одной из элитных групп советского общества — академиков. На нужды 125 академиков Наркомат торговли выделял 12, а после многократных ходатайств президиума АН — 20 ордеров в квартал. Каждый ордер давал право либо сшить в специальном ателье что-то из одежды и обуви, либо купить что-то из предметов домашнего обихода. При существовавшем соотношении числа академиков и выделяемых ордеров, в лучшем случае в год академик мог получить один ордер. «Но так как большинство академиков нуждается одновременно в различных видах вещей, как-то: костюмах, обуви, пальто, постельном белье и т.п., то недостаточность отпускаемых Наркомторгом для Академии наук ордеров очевид­на», — писал Шмидт. В президиум Академии наук СССР поступали от академиков устные и письменные заявления об оказании им помощи в приобретении предметов личного потребления. Так, например, А.Е.Ферсман, Н.Д.Зелинский, С.Л.Соболев, В.Ф.Миткевич, В.С.Кулебакин, А.Д.Сперанский, П.Л.Капица обращались с просьбой выдать им ордера на пошив одежды и обуви, помочь с покупкой предметов быта. Обеспечение продуктами также было недостаточным. Академики С.А.Чаплыгин, А.А.Борисяк, М.А.Ильинский, например, обращались в президиум АН с просьбой помочь им купить сливочное масло и другие продукты питания (РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 78. Л. 232). О трудностях с питанием говорит в своем дневнике и В.И.Вернадский (Дружба народов. 1993. № 9. С. 173—194).

194